Брат, давай я стану Лян Шэном (4-5-6 главы)

[Diane-35]

Время шло, Лян Шэн потихоньку привыкал к жизни в Вэйцзяпине, а через полгода выписали домой отца. Нижняя часть его тела была парализована – очевидно, был травмирован спинной мозг, а это означало полную потерю трудоспособности. Левая рука его была зафиксирована и подвязана к шее, правая ампутирована.

Никогда не испытывающая, особо теплых чувств к отцу Цзян Шэн таращилась на него в молчаливом изумлении, а потом, сочтя этот новый образ почти незнакомого мужчины забавным, глупо захихикала и стала корчить рожицы. На что Лян Шэн злобно зыркнул на сестру и, уткнувшись темноволосой головой в грудь отцу, разрыдался.
С каждым днем отец раздражал девочку сильнее и сильнее, говорил невнятно, но вел себя в доме как хозяин – он только и делал, что командовал мамой, а сам днями напролет просиживал в кресле и грелся на солнышке. Много раз, пользуясь его неподвижностью, Цзян Шэн развлекалась тем, что кидала в отца мелкие камешки. Но немного подумав, решила, что подобное сильно огорчит брата и перестала.
Мама, пытаясь привить девочке заботу об отце, поручила ей кормить его, когда за столом собиралась вся семья. Но из Цзян Шэн продолжали вылезать вредность и бунтарство…ну еще бы, вся вкуснятина в виде мяса и яиц лежала в тарелках у мужчин, а у них с мамой был либо рис, либо картофель. Поэтому девочка подносила палочки с мясом куда угодно, то к уху, то к ноздрям, но никогда ко рту мужчины. И чтобы не раздражать никого – эту обязанность кормить отца взял на себя Лян Шэн.
Мама прекрасно видела, что ее усилия привить уважение и почтение к отцу терпят крах. Невысказанное страдание матери, которой Цзян Шэн простила порку и по-прежнему тянулась к ней, отравляло всякую попытку воспринять отца как-нибудь иначе.
Отец же…замечал одного Лян Шэна, так что в этом отношении отец и дочь были квиты. Цзян Лянчжи отворачивал лицо и отказывался есть самые вкусные куски, так – чтобы они достались Лян Шэну. Но где ему было знать, что его заботливый и внимательный сын скармливал это все тайком своей сестре? (и как в маленького ребенка столько влезало?)
Цзян Шэн, в очередной раз, наворачивая за обе щеки принесенную вкуснятину слышала, как от голода урчит живот брата. Она спрашивала: «Брат, а ты не голоден?»
На что Лян Шэн неизменно отвечал: «Брат уже поел, теперь ешь ты». Урчание в животе Цзян Шэн списывала на… стрекотание сверчков.
«Тепло ли тебе, девица?» - «Тепло, дедушка».
Тем временем в детских боях за Лян Шэном установилось первенство. Бэй Сяоу признал свое поражение, теперь Цзян Шэн была младшей сестрой местного вождя, сестрой гегемона и ужасно этим гордилась. В солнечные дни дети ловили сверчков вместе на огромном лугу. И однажды Бэй Сяоу, чтобы снискать расположение Лян Шэна, притащил из дома материнский горшочек для соли. Чтобы вождь складывал туда сверчков.
Однако… Лян Шэн набрал песка и земли и вместо сверчков зарыл туда кусочек имбиря. Он поливал его каждый день, а потом снова прятал под свою кровать. Кто же знал, что этот подаренный Сяоу горшок вновь вызовет проблемы в семье Цзян?
А вышло все вот так, во время готовки мать Бэй Сяоу хватилась соли, перевернула все вверх дном, но горшка не нашла. Тогда начала пытать сына, тот сдрейфил и… свалил всё на Лян Шэна. Дескать, приходил к нам поиграть, да и горшок с собой прихватил тайком. Схватив за руку своего неразборчивого в друзьях сына, мать потащила его снова в дом семьи Цзян.
Цзян Шэн сказала, что возьмет вину на себя, потому что мать Бэй Сяоу орала на всю улицу так, словно Лян Шэн закоренелый вор-рецидивист, который вынес у них весь дом. А Лян Шэн ответил: «Недаром я кормил тебя жареным мясом. Обросла жиром настолько, что не больно сносить побои?»
Цзян Шэн надулась, но долго обижаться не было возможности. Влетела мамаша Сяоу и накинулась с расспросами, отрицательный ответ ангельски чистоглазого Лян Шэна склочную деревенскую тетку не удовлетворил, и она начала методично обыскивать их дом. И нашла злополучный горшок под кроватью Лян Шэна(!).
Обняв горшок так, словно он был ей сыном или из чистого золота, мамаша Сяоу начала верещать и унижать Лян Шэна так, что лицо мальчика пошло пятнами, а глаза переполнила грусть и боль. Цзян Шэн закипала все сильнее и сильнее и, наконец, не выдержала этих беспочвенных наговоров и оскорблений, что обрушились на брата. Разумно сочтя, что в любом случае козлом отпущения будет она, и что двум смертям не бывать, она накинулась коршуном на Бэй Сяоу, опрокинула его на пол и впилась зубами в его лицо.
Oops!...I Did It Again
Кто бы ни пытался оттаскивать ее, все было без толку. Словно маленький бульдог малышка Цзян держала жертву. «От боли Бэй Сяоу даже не мог плакать. Мать Бэй Сяоу, обессилено осев на пол, выла в голос, как же её угораздило столкнуться с такими бандитами.
Лян Шэн сказал: «Отдайте горшок, я прикажу Цзян Шэн отпустить».
У матери Бэй Сяоу не было другого выхода, как только с ненавистью во взгляде передать горшочек Лян Шэну. Лян Шэн заглянул в него, убедившись, что количество песка не сильно убавилось, сказал мне: «Цзян Шэн, отпусти!»
Продолжая костерить на чем свет стоит всю чокнутую семейку Цзян, мамаша Бэй утянула ревущего белугой сына, впрочем, не забыв прихватить с забора на этот раз пару вязанок перца. (В качестве моральной компенсации.)
Отец кипел от злости в кресле и долго ворчал, тряся щеками, наконец, у него вырвалось:
- Хорошую же дочку ты родила!
Мама тоже сильно покраснела и, подойдя к Цзян Шэн, замахнулась, чтобы ударить:
- Какой пример ты подаешь?! Ты дурно влияешь на брата!
Цзян Шэн сжалась в комок и зажмурилась, ожидая удара… но, услышав хлопок, ничего не почувствовала. Когда она открыла глаза, то увидела, что ее от удара закрыл собой Лян Шэн. Он держался за ударенную щеку и ухо, но не сдвинулся ни на миллиметр.
- Мама, Цзян Шэн не виновата. Не бей ее, Бэй Сяоу сам принес нам этот горшок.
Отец, увидев, что жена по ошибке ударила ЕГО сына, рванулся диким зверем, забыв в этот момент, что он инвалид. Потеряв точку опоры, он вывалился из кресла с громким звуком «Бум».
Отца увезли в больницу, а Лян Шэн оглох на то ухо, по которому ударила мама. Поэтому обращаясь к брату, Цзян Шэн приходилось повышать голос. Из-за этого она плакала: «Лучше бы это я оглохла.» А брат гладил ее по голове: « Глупая, если ты оглохнешь, то не сможешь выйти замуж».
Когда отец находился в больнице – семья попала в еще более бедственное положение, если больничные счета за аварию на шахте взяла на себя редакция газеты, где работал отец, т.к. это был несчастный случай на производстве, то теперь – платить за содержание в больнице приходилось самим.
Отец начал доставать маму, говоря, что Лян Шэну уже подошел возраст и пора его отдавать в школу. Мама согласилась. Цзян Шэн не умела держать язык за зубами и, конечно же, начала хвастать, что она пойдет в школу вместе с братом перед Бэй Сяоу. Тот бросился рассказывать своей матери. И мамаша Бэй, зарезав и продав несколько кур, купила сыну портфель, и он смог пойти в школу.
У семьи Цзян столько кур не было, поэтому матери пришлось тайком пойти и сдать кровь за деньги, чтобы оплатить детям места в школе. Теперь брат и сестра пели песни о социализме, которые они выучили в школе, а мама, слушая их расцветала улыбкой.
«Ах, мама, прости меня. В то время твоя дочь была слишком юной, не понимала, что означает продажа крови. Дочь полагала, что это не сильно отличается от продажи кур матерью Бэй Сяоу.»
В школе брат и сестра учились с особым рвением и прилежанием. Ведь учитель однажды сказал, что только хорошая учеба даст шанс покинуть Вэйцзяпин навсегда. Лян Шэн не был уроженцем Вэйцзяпина, поэтому очень хотел отсюда уехать. А то, чего хотел брат – хотела и сестра. Она хотела попробовать шоколад, о котором рассказывал брат, хотела гулять в парках города, и перепробовать там все развлечения, а еще – она очень хотела стать как те городские девочки, о которых он говорил. Даже если воды Вейцзяпина были для нее по-прежнему чисты, а луга прекрасны.
Зарытый в песок имбирь пророс, дал всходы, брат отгонял сестру от горшка, говоря, что она его может сломать, и тогда они не увидят его цветка.
- А он красивый?
Брат долго молчал, а потом сказал признаваясь:
- Я никогда не видел. Но он точно прекраснее чем ты.
Лян Шэн был самым красивым мальчиком Вэйцзяпина. Но все женщины их деревни ненавидели его. Они считали, отец Цзян Шэн со своей журналисткой были прокляты и именно из-за них на шахте произошел обвал, и забрал жизни их мужчин. Как смеет этот ребенок, это исчадие, дитя греха и позора ходить по их земле, как смеет посещать с их детьми школу, он должен умереть. И они науськивали подростков напасть на Лян Шэна.
В один из дней, когда брат с сестрой в компании с Бэй Сяоу возвращались из школы домой, на них напали взрослые ребята. Они повалили Лян Шэна на землю и стали методично избивать. Сестра и друг бросились за помощью к женщинам, что неподалеку стирали белье. Но их ответ вызвал еще больший шок от происходящего.
«Чтоб он сдох, этот незаконнорожденный чёртов ублюдок, убьют и хорошо!»
Если до этого момента Лян Шэн еще довольно бодро сопротивлялся, то услышав эти слова… в нем будто что-то сломалось. А сестре показалось, что у нее разорвется сердце – так больно было видеть поверженного, почти уничтоженного брата. Ни секунды не раздумывая она вместе с Сяоу бросились на тех подростков, они дрались, кусались, царапались, пока хватало сил. Но что они могли сделать?.. Когда их, наконец, оставили в покое, сестра потянулась к уху брата и громко сказала:
«Брат, не плачь. Не нравится, что говорят о тебе эти тётки, мы поменяемся, я стану Лян Шэном, а ты Цзян Шэн, я не боюсь, что другие будут называть меня незаконнорожденной».
Сжатые кулаки брата разжались, а из его глаз хлынули слезы.
- А кусаться оказывается весело, - хохотнул испачканный и избитый Бэй Сяоу. Взглянув на шрам, что оставили ее зубы, Цзян Шэн стало муторно. Но она продолжала тащить брата домой. В тот год ей и Бэй Сяоу было десять, Лян Шэну двенадцать.

Вот так началась их юность, с оскаленных зубов и выпущенных когтей. Ничего не поделаешь, Цзян Шэн и Бэй Сяоу не могли спокойно смотреть, как другие обижают Лян Шэна.